Рецензии №6

Алексей Шведов, Кальян Каломенский

Беккет С. Мерфи: Роман / Пер. с англ. М.Кореневой. М.: Текст, 2002. - 282 с. Тираж 3500 экз. ISBN 5-7516-0306-0

В Россию пришел еще один значимый роман Сэмюэля Беккета, лауреата Нобелевской премии. Роман писался еще в то время, когда его автор был близок с Джойсом, но о непосредственном влиянии Джойса на Беккета говорить сложно: Беккет уже тогда представлял, по каким дорогам ему идти и они совершено не совпадали с джойсовыми. Роман представляет собой завершение "английской" стадии развития Беккета.
Во время написания этого романа писатель находился в психологическом кризисе, что не могло не отразиться на рассказанной им истории, жестокой философской драме, то здесь, то там проткнутой спицами беспощадной иронии. Как и многие другие вещи Беккета, роман "Мерфи" насквозь пропитан перинатальной динамикой: главный герой даже шляпы не носит, потому что она напоминает ему о плаценте. Сюжет, несмотря на некоторую абсурдность, вполне реалистичен; персонажи кажутся живыми людьми, а не фигурами, вырезанными из картона по трафарету.
Мерфи, главный герой книги, пытается обрести душевный покой, но никак не может. Ему постоянно что-то мешает: то он сам, то влюблённые в него женщины. Попытки убежать от самого себя и окружающего мира приводят к тому, что все, наоборот, начинают его искать, всем он зачем-то нужен: начиная от бывшей любовницы и заканчивая бывшим духовным учителем Нири, влюблённым в эту самую бывшую любовницу на пару с ещё одним своим бывшим "учеником", Уайли, который, кстати, тоже вместе с ними ищет Мерфи, но, правда, всеми ими движут в этом деле разные интересы. Бывшая любовница, от которой Мерфи подло смылся в Лондон, ищет его, чтобы воссоединиться снова. Философ Нири, так же сильно, как и как его бывший ученик, растоптанный жестоким личностным кризисом, ищет его, чтобы поменяться с ним ролями, став его учеником. Уайли мечтает найти Мерфи, чтобы доказать его бывшей любовнице, которой сам мечтает овладеть, что Мерфи на неё глубоко наплевать и что она должна разлюбить его, дабы отдать всю свою любовь ему, ему, Уайли. А что же сам Мерфи? Он спокойно живёт вместе с новой сожительницей, бывшей проституткой, и не догадывается даже о заварившейся вокруг его персоны каше. Всё, что ему нужно - это чтобы его оставили в покое. Уставший от жизни, он не хочет ничего делать, не желает работать, а мечтает лишь всё время сидеть в своём любимом кресле-качалке и предаваться попыткам раствориться в самом себе...
На самом деле, на русском языке этот роман уже выходил. Его издало киевское издательство Ника-Центр, но перевод, который был представлен в той книге вызвал столько нареканий и споров, что роман отказывались даже называть романом Беккета, а лишь романом "в соавторстве с Беккетом". Дело в том, что тот перевод был переводом не только с английского, но и французского. На французский Беккет свой роман переводил сам и, надо сказать, сам допустил некоторое количество вольностей. А переводчики, используя оба варианта скомпоновали из них один русский вариант, из-за чего русский текст увеличился процентов на тридцать. И что самое главное - пропала известная беккетовская сухость языка, предложения превратились в перегруженных громил. Но, не смотря на все это, не стоит так ругать киевскй перевод, можно даже посоветовать приобрести оба варианта и сравнить самим. Тем более, что эти две книги читаются как два совершенно разных романа, разных авторов.

Андрей Мирошкин

Рой А. Бог Мелочей: Роман / Пер. с англ. Л.Мотылева. - СПб.: Амфора, 2002. - 415 с. 4000 экз. (п) ISBN 5-94278-211-3

Если кто давно (или вообще никогда) не читал индийскую женскую прозу, то вот, пожалуйста: современная семейная сага с любовными страстями и изменами, с безумием, утопленницей и инцестом. Первый роман Арундати Рой, удостоенный, между прочим, Букеровской премии 1997 года. Автор известна в Индии (и за ее пределами) как сценарист, режиссер и кинохудожник. А после выхода "Бога Мелочей" она проснулась еще и знаменитой писательницей.
Сюжет романа сам по себе вроде бы и несложен, но, как говаривал Фауст, "всё дело - соус, как подать". Индийское литературное блюдо подано мастерски, со всевозможными вкусными ответвлениями, боковыми историями, с лирикой, психологией и даже политикой. Герои романа - религиозные маргиналы в своей стране, ибо они христиане сирийского православного обряда, почитают патриарха Антиохийского и, естественно, недолюбливают индуистов и мусульман. Всё это происходит в 60-90-е годы прошлого века на юго-западе Индии, в штате Керала, где, помимо христианства, чрезвычайно сильны позиции коммунистической партии (если точнее, двух непримиримых компартий - просоветской и прокитайской). Зажиточные и цивилизованные христиане побаиваются народного гнева: восставшие индусы-бедняки с "буржуями" не церемонятся… Но роман все же не о классовой борьбе, а об истории семьи. Одной из буржуазных христианских семей Кералы.
Начинается всё очень лирично и даже чуть сентиментально. Брат и сестра ("двуяйцевые близнецы", как подчеркивает автор) после четвертьвековой разлуки встречаются в доме, где прошло их детство. Близнецов разлучили в семь лет вскоре после семейной драмы: их девятилетняя двоюродная сестра, приехавшая в Кералу погостить, утонула в реке. Плыли втроем на утлой лодчонке, вдруг борт протаранило бревно, Рахель и Эста выбрались на берег, а Софи - нет. А незадолго до этого отчим Софи погиб в автокатастрофе. А мать близнецов, после скандальной связи с рабочим из касты неприкасаемых, умерла - то ли от сумасшествия, то ли от астмы. Ее сын после этого тоже повредился разумом и перестал говорить… (Наследственные душевные болезни у христиан Кералы - от обилия родственных браков.) Веселенькая история, одним словом. Но жизнь семьи писательница рассказывает мастерски. Целая галерея типов, оригиналов, чудаков и безумцев. Например, отец утонувшей Софи дядя Чакко "называл себя марксистом: он приглашал к себе в комнату хорошеньких работниц семейной фабрики и под предлогом разъяснения прав трудящихся и законов о профсоюзах безобразно с ними заигрывал". Дед Рахели и Эсты, завзятый англоман, по вечерам методично избивал свою жену латунной вазой, а отец близнецов, отпетый алкоголик, устраивал особо жестокие домашние побои в моменты резкого обострения международной обстановки: "Когда в приступах ярости он начал кидаться на детей и в довершении всех бед разразилась война с Пакистаном, Амму бросила мужа и вернулась к неприветливым родителям". Не мудрено, что дети, в конце концов, решили убежать из дома в заброшенный дом на другом берегу реки (тут-то, при переправе, и утонула Софи). И уж совсем неудивительно, что через двадцать пять лет в этой сумасшедшей семье всё кончилось инцестом.
Но всё-таки прав журнал "Нью-Йоркер" (цитата на обороте обложки): роман действительно умный и сложный. И очень светлый в глубине, потому что любовь в нем (какой бы она ни была незаконной) оказывается сильнее смерти. Написанный поэтично, образно, с очень хорошим - в восточном вкусе - юмором. С непосредственным, неиспорченным взглядом на мир. Недаром лучшие страницы книги - это воспоминания семилетних Рахили и Эсты, с их наивным физиологизмом, детской этимологией и смешными прозвищами людей, предметов и явлений.

Андрей Мирошкин

Барикко А. Море-океан: Роман / Пер. с итал. Г. Киселева. - М.: Иностранка; Б.С.Г.-Пресс, 2001. - 221 с. - (Иллюминатор). - 5000 экз. (п) ISBN 5-94145-012-5 ISBN 5-93381-043-6

Барикко А. Шелк: Роман / Пер. с итал. Г. Киселева. - М.: Иностранка; Б.С.Г.-Пресс, 2001. - 143 с. - (Иллюминатор). - 5000 экз. (п) ISBN 5-94145-011-7 ISBN 5-93381-042-8

Италия и море - понятия почти столь же неразделимые, как Италия и музыка. Алессандро Барикко начинал свою карьеру как музыковед (и достиг немалой известности в этой области), но затем стал писать художественную прозу. Лучшие его писательские опыты - романы "Море-океан" и "Шелк", публиковавшиеся в конце 90-х в "Иностранной литературе", а теперь вышедшие - один за другим - в модной серии "Иллюминатор".
В эпоху деконструкции и тотальной "переоценки ценностей" Барикко сохранил в своем творчестве истинно романтический дух. Даже типично постмодернистские приемы в его прозе лирически смягчены, закутаны в шелк душистых метафор. "Море-океан" - роман-сказка, роман-притча, вызывающая в памяти авантюрные книги о пиратах, кораблекрушениях и скитаниях по морям. Подобную книгу могли бы написать Жюль Верн и Стивенсон, родись они в середине ХХ века. Сюжет романа прихотлив и нетороплив, язык чуть стилизован, композиция напоминает виртуозно исполненную музыкальную тему, где мощные басы чередуются с тонким пением флейт. Главный герой книги, как нетрудно догадаться, - море, эта "неистощимая лавина, несмолкающий отголосок бури, детище невесть какого неба". На берегу этого моря, где-то на северном побережье Франции (хотя это и неважно), находится таверна "Альмайер" - совершенно недоступный уголок земли, место, которого почти нет. Но это место притягивает людей, внутренне связанных друг с другом, хотя связь эта тонка как шелковая нить. В таверне живут странные люди, чего-то ждущие от моря или что-то ищущие в нем. Профессор, уже много лет составляющий "Энциклопедию пределов, встречающихся в природе, с кратким изложением границ человеческих возможностей". Художник, на мольбертах которого - белизна, а на палитре - лишь капли соленой влаги (он говорит, что пишет "портрет моря"). Девочка, приехавшая излечиться в целебной морской воде от неведомой болезни. Сопровождающий девочку священник. Одинокая красивая женщина, отправленная сюда мужем в наказание за супружескую неверность. Еще загадочный угрюмец в шрамах - не то садовник, не то бывший моряк. И некто, живущий в седьмой комнате: никто из жильцов его никогда не видел…
Есть еще старый адмирал, живущий далеко от таверны, в диковинном мире собственных фантазий, он собирает "все мыслимые и немыслимые были, стекавшиеся к нему с морей и океанов". Одна из былей - гибель у побережья Сенегала французского корабля. На плоту спаслись лишь двое. Один стал знаменит, написал о страшном путешествии книгу, а второй… второй жаждет мести, ибо помнит, что в действительности происходило на плоту. Судьба сводит их в седьмой комнате таверны, на берегу моря, нарушающего тишину "далекими воспоминаниями о сомнамбулических бурях и навеянных снами кораблекрушениях". А может, вся эта история просто приснилась безумному художнику или чудаковатому профессору?..
Словно во сне, путешествует и герой "Шелка" - француз-предприниматель конца ХIХ века, покупающий в далекой полусказочной Японии личинки шелковичных червей. Текст стилизован почти до полного истончения, до невесомости, это прямо-таки хокку в прозе. Все лаконично, ритуализировано, симметрично, воздушно и призрачно. Восточная ткань, как известно, - дело тонкое: молчаливая японская дева в шелках околдовывает удачливого коммивояжера, и его снова и снова тянет в далекую и небезопасную поездку. И каждый раз он возвращается, и продолжает коротать бесконечные дни "под опекой размеренных переживаний".

Андрей Мирошкин

Кортасар Х. Прощай, Робинзон: Пьесы, рассказы, стихотворения, публицистика / Пер. с исп.; Сост. и предисл. К.Корконосенко; Примеч. В.Андреева. - СПб.: Амфора, 2001. - 358 с. (Milleniun). 7000 экз. (п) ISBN 5-94278-044-7

Кортасар Х. Полное собрание рассказов: В 4 т. Т.1 / Пер. с исп.; Сост., предисл. и примеч. В.Андреева. - СПб.: Амфора, 2001. - 367 с. 6000 экз. (п) ISBN 5-94278-057-9

Аргентина - этнически самая "европейская" страна Латинской Америки. Полтора века назад испанцы с редкой жестокостью истребили здесь большинство индейских племен, а чернокожих рабов на берегах Ла-Платы не было никогда. И аргентинская литература ХХ века тоже славится своей ультра-европейскостью. Борхес и Биой Касарес подолгу жили в Старом Свете, а Хулио Кортасар родился в Брюсселе и умер в Париже. Впрочем, три с лишним десятилетия жизни он все же прожил на родине, которую навсегда покинул в 1951-м, так и не примирившись с авторитарным режимом генерала Перона.
Тогда, в 50-е, Кортасар переводил на испанский Эдгара По, одного из своих любимейших писателей. Своеобразным перифразом "Падения дома Ашеров" стал один из самых знаменитых кортасаровских рассказов - "Захваченный дом", чей сюжет принято истолковывать в антитоталитарном ключе. Именно этим рассказом (точнее, двумя его вариантами - "малым" и "большим") открывается и завершается Собрание сочинение Кортасара, выпущенное "Амфорой". Он всегда тяготел к притче с социальным подтекстом, к полуфантастическим сюжетам, к свободным "джазовым" композициям. В этом одновременно сила и слабость Кортасара. Его лабиринты не так волшебно запутаны, как у Борхеса, по темпераменту и "витальности" он уступает Гарсиа Маркесу, по философской энергетике - Октавио Пасу. И все же, кажется, из всех латиноамериканцев именно Кортасар стал самым читаемым автором в России. Он сумел соединить сюжетную динамику и парадоксальность с формой притчи - моралистическим по своей сути жанром. А традиции морально и социально ангажированной литературы в нашей стране укоренены глубоко…
В последний, четвертый том Собрания вошло в основном неизданное, несобранное и не переводившееся прежде на русский. Заглавие книге дала небольшая пьеса 70-х годов, в которой герой Даниэля Дефо перенесен в ХХ век. Вернувшись на свой - теперь уже цивилизованный по западному образцу - остров спустя многие годы, Робинзон убеждается, что "среди миллионов мужчин и женщин", живущих здесь, он так же одинок, как и во времена своего "заточения". Некоторый схематизм (антибуржуазного, левого толка) заметен и в другой, полуабсурдистской, пьесе "До Пеуахо - ничего". Герои ее - посетители ресторана, которым "никогда не суждено спокойно пообедать" - временами напоминают незадачливых буржуа из классического фильма Бунюэля… Другие вошедшие в сборник тексты (верлибры из книги "Эпомы и мэопы", восторженные статьи о народной революции в Никарагуа…) интересны, пожалуй, только страстным кортасароманам. Спасают дело рассказы, в которых (как почти всегда у Кортасара) реальный мир героев подвержен внезапному вторжению фантастических сил из каких-то иных реальностей. Так, в новелле "Самая глубинная ласка" герой незаметно для окружающих погружается в землю - сначала по щиколотку, потом по пояс… В конце концов ему остается из глубокой ямы лишь ощупывать подошвы туфель своей подруги. А потом и до них дотянуться он уже не в силах.
Тем временем подоспел новый кортасаровский проект "Амфоры". Стартовало самое полное на русском языке собрание рассказов писателя, в которое войдут все одиннадцать сборников и разрозненные новеллы. В конце первого тома помещен "Краткий словарь аргентинизмов", весьма полезное чтение для неофитов. Вспомним, что уже вышло по нескольку томов (в других издательствах) у Борхеса и Биой Касареса… Кажется, еще немного - и российский продвинутый читатель начнет бредить Аргентиной, как бредили Гренадой комсомольцы тридцатых.

Андрей Мирошкин

Бейнбридж Б. Мастер Джорджи: Роман / Пер. с англ. Е.Суриц. - М.: Иностранка; Б.С.Г.-Пресс, 2001. - 190 с. - (Иллюминатор). - 5000 экз. (п) ISBN 5-94145-015-Х

Короткий изящный роман в шести главах-"пластинках" из жизни британцев середины ХIХ века. На "пластинках" - рассказы героев, то простодушно-сказовые, то обстоятельно-дневниковые. Все вместе складывается в прихотливо-романтическое повествование с неожиданными любовными виражами и злополучными путешествиями. Ближайшие русские аналоги книги - "Записки юного врача" и "Севастопольские рассказы". В общем, записки молодого врача, попавшего с тремя друзьями под Севастополь. Крымская война, увиденная "с той стороны". Кровь, холера и пьянство, штыковые атаки, козни крымских татар, упорство русских, храбрость англичан. Но книга, тем не менее, о любви: война - лишь завершение странствий героя, начавшихся в лондонском борделе, где был обнаружен труп его отца. И врач, и его спутники живут как в тумане, судьба ведет их, не объясняя причин. Недаром один из героев все время бормочет античные цитаты: Рок властвует над героями этого романа, и параллели с "Одиссеей" здесь более чем ощутимы.

Андрей Мирошкин

Шекспир В. трагическая история Гамлета, датского принца / Пер. с англ. В.Поплавского; Вступ. статьи Н.Журавлева и Е.Сальниковой. - М.: Журавлев, 2001. - 224 с. 1000 экз. (о) ISBN 5-94775-001-5

Извечная проблема переводчика старых поэтов - лексика. Переводить ли текст архаизированным языком, приближенным к тому времени, когда творил классик, или осовременить слог - в пику пуристам? Иные знатоки убеждены, что для перевода таких авторов, как Шекспир, надо выбирать слова, которые выбрал бы сам классик, живи он в наше время… Именно так поступил филолог и режиссер Виталий Поплавский, автор нового перевода "Гамлета" на русский. Самую знаменитую пьесу Шекспира не переводили "на язык родных осин" полвека. Поплавский же предложил сценическую версию перевода, версию, максимально адаптированную для исполнения в театре. И при том очень интересную с литературной точки зрения. Герои Шекспира здесь говорят без излишней риторики, подчас даже на современном языке ("вступить с ним в конструктивный диалог", "в стране, как видно, назревает кризис"). Но в этой стилевой дерзости переводчика нет ни капли иронии - только почтительность к классику, попытка понять великую пьесу "современным умом". Помимо перевода, в книгу вошли любопытнейшие указатели всех опубликованных русских переводов шекспировских пьес за два века. Так, чаще других переводили "Гамлета" (20 раз), а реже других - "Тимона Афинского" и "Комедию ошибок" (по 5 раз).

Андрей Мирошкин

Каннингем М. Часы: Роман / Пер. с англ. - М.: Иностранка; Б.С.Г.-Пресс, 2001. - 236 с. - (Иллюминатор). 5000 экз. (п) ISBN 5-94145-016-8

Этот современный американский роман - о тонких взаимоотношениях времени и литературы, о протекании минут и часов сквозь расщелины слов и образов. О трех эпохах, в которых существует Кларисса Дэллоуэй: в 20-х - как героиня романа Вирджинии Вулф, в конце 40-х - как предмет обожания заядлой читательницы из Лос-Анджелеса Лоры Браун, в конце 90-х - как имя, которым прозвали (в память о литературном персонаже) респектабельную нью-йоркскую издательницу, чей муж - знаменитый писатель, сын сильно постаревшей миссис Браун. Структура чем-то неуловимо напоминает "Зеркало" Тарковского - только перенесенное в западный мир и более эксцентричное. Времена чередуются, как в калейдоскопе, нравы патриархального Ричмонда наслаиваются на бешеный ритм современного Нью-Йорка. Сновидения писателей, романтическая любовь и невыдуманное безумие, сладкие и мучительные воспоминания о лучших днях жизни, гомосексуализм всех цветов радуги... Кстати, вскоре после выхода романа, в 1999 году, Каннингем получил Пулитцеровскую премию.

Андрей Мирошкин

Хеннинг М. Стена / Пер. со швед. - М.: МИК, 2001. - 448 с. 3000 экз. (п) ISBN 5-87902-095-9

Во многих странах есть свой фирменный детективный герой: Холмс, Пуаро, Мегрэ… И Швеция - не исключение. Здешнего суперсыщика (литературного, разумеется) зовут Курт Валландер, и придумал его почти тридцать лет назад писатель и драматург Хеннинг Манкель. Все эти годы романы о Валландере имеют огромный успех на Западе, подолгу гостят в списках бестселлеров, экранизируются. В книгах этого автора читателя привлекает классический криминальный антураж, хитроумная детективная головоломка и легко узнаваемые черты современной европейской жизни.
Недавно с популярным скандинавским героем познакомились и российские читатели. Новый роман Х.Манкеля "Стена" - о расследовании жестокого убийства женщины. По ходу дела Валландер также предотвращает готовящееся преступление хакеров, спланированное… в Анголе. Поистине, шведский сыщик - он и в Африке сыщик. (Кстати, сам Хеннинг Манкель последние годы работает в Мозамбике.)

Андрей Мирошкин

Манкелль Х. Ищейки в Риге: Криминальный роман / Пер. со швед. - М.: МИК, 2001. - 272 с. 3000 экз. (п) ISBN 5-87902-095-9

Моряки с рыбацкого катера обнаруживают у побережья Швеции спасательный плот с двумя мертвыми людьми, предположительно латышами. Одеты погибшие совсем не так, как рыбаки или моряки: на каждом - дорогой костюм и галстук. По словам патологоанатомов, убитых перед смертью нешуточно пытали… За расследование этого преступления берется комиссар полиции Курт Валландер - постоянный герой криминальных романов шведского писателя Хеннинга Манкелля, уже известных российскому читателю.
Действие романа разворачивается на фоне бурных политических событий в Европе: рухнула Берлинская стена, объединилась Германия, СССР и Югославия на грани распада... Именно в столицу Латвии (еще советской) ведут следы двойного убийства. И даже тройного - ведь милицейский майор-латыш, помогающий шведам распутывать дело, тоже убит. Выясняется, что люди на плоту были связаны с КГБ и наркомафией. Приехав в латвийскую столицу, Валландер сталкивается с коррумпированной рижской милицией…

Андрей Мирошкин

Моруа А. Инстинкт счастья: Романы, новеллы / Пер. с фр. - М.: Согласие, 2001. - 328 с. 2000 экз. (п) ISBN 5-86884-119-0

Андре Моруа - это французский Лев Толстой: реалист и моралист, прожил 82 года и написал уйму романов, биографий и новелл. Многое из наследия Моруа никогда не издавалось в России. Среди таковых "незнакомцев" - два романа ("Инстинкт счастья", "Сентябрьские розы") и три новеллы, вошедшие в нынешний сборник. Все произведения написаны в старомодно-благородном стиле, события здесь развиваются медленно, длинные диалоги чередуются с пейзажами. Так писали даже не в 30-40-е годы ХХ века, а во времена Флобера и Мопассана. Ни одно формальное новшество ХХ века, кажется, не коснулось прозы Моруа. Лучшая вещь сборника, роман "Инстинкт счастья" - о сложных интригах между богатыми семьями во французской провинции. Молодой граф любит дочь нетитулованных соседей, вдобавок (как выясняется по ходу дела) еще и незаконнорожденную. Романтические сцены в саду, проблемы с наследством, посредническая помощь многоопытной в сердечных делах старой соседки… В общем, никто не умер, и дело идет к свадьбе. Почти готовый сценарий для сентиментального телесериала.

Андрей Мирошкин

Моруа А. Эссе / Пер. с фр. - М.: Согласие, 2001. - 356 с. - (Dixi). 2500 экз. (п) ISBN 5-86884-120-4

Поздняя эссеистика Андре Моруа - квинтэссенция французского литературного духа. Блестящая поверхностность, мастерски запрятанная ирония, гастрономический темперамент, сентиментальный морализм - все то, что встречается по отдельности у каждого классика-француза, собрано воедино у Моруа. Причем даже в несколько преувеличенном, "экспортном", что ли, виде. Эссе Моруа печатали и в советское время, однако в новый том вошли две работы, не издававшиеся прежде по-русски - "Парижские женщины" и "О Франции и французах". Работы, возможно, и не самые лучшие у этого автора, однако весьма удачно дополняющие коллекцию лирико-физиологических очерков о Париже. В самом деле, что за рассказ о "столице вкуса" без упоминания о парижских студентках, консьержках и танцовщицах? А что за сборник "малой" французской прозы без утонченно-великосветского афоризма? "Салон должен быть достаточно просторным для того, чтобы две группы гостей могли непринужденно сплетничать одна о другой, не опасаясь быть услышанными".

Андрей Мирошкин

Павич М. Звездная мантия: Астрологический справочник для непосвященных / Пер. с серб. Л. Савельевой. - СПб.: Азбука, 2001. - 192 с. - (Bibliotheca stylorum). 10000 экз. (п) ISBN 5-267-00474-Х

Критики долго называли Павича "писателем ХХI века", и вот появился первая вещь легендарного серба, написанная в новом столетии. Издатели в аннотации уверяют, что перед нами роман, автор же в эпилоге называет свое сочинение повестью. Как бы то ни было, текст организован в форме "астрологического справочника для непосвященных". Шесть глав, в каждой - по паре зодиакальных созвездий. Плюс предисловие-синопсис, где вкратце изложен сюжет и спрятаны ключи от фирменных павичевских головоломок.
Инженерная конструкция текста не столь сложна, как в предыдущих романах писателя. Кроссворд, словарь, пасьянс (что там еще?) вдохновляли Павича на куда более вычурные построения. Вдобавок там была свежесть открытия, энергия новизны, здесь же чувствуется усталость мастера, от которого ждут новых литературных ребусов. Что он еще обратит в роман: телевизионную программу? таблицу умножения? ресторанное меню?.. Число текстовых матриц убывает с каждым новым произведением. Читательский интерес пока, кажется, не убывает. Но это пока. Не станет ли разрекламированный "писатель ХХI века" чужаком и ретроградом уже в самом начале этого столетия?
В книге шесть парных глав, и книга эта - о шести затмениях души. О плавании по чужим снам и переселениям в чужие судьбы. Героиня поочередно просыпается в разных эпохах и странах, оборачивается то мужчиной, то женщиной, ждет окончательного пробуждения, но засыпает снова. "Путеводитель по моим предыдущим жизням", - так она сама называет повествование. Пробуждения следуют то в Париже, в постели любовника, то в Белграде, в дни бомбежек НАТО, то в ХVI веке, на берегу Дуная, то в ХVIII-м, на дороге в Константинополь… Как и всегда у Павича, герои и героини всех этих прихотливых превращений похожи друг на друга, они перемигиваются сквозь века и границы, одалживают друг другу черты лица, детали одежды, манеру речи. И все это подано, как водится, под густым соусом сербско-цыганско-турецкого фольклора, с прибаутками, "нескладухами" и прочей затейливой балканской экзотикой. В слоге сквозят черты сказочных средневековых эпосов: "Он подошел ко мне однажды вечером, и цвет моих глаз изменился под его взглядом. Он был похож на безбородого пастушьего бога. Его волосы были густыми, как тесто, и он завязывал их на затылке, придавая им форму лиры… Он умел гадать по пупку и необычным образом свистеть, втягивая воздух в себя". Новые, интерактивные времена, впрочем, диктуют писателю-сказителю свои правила. Окончания некоторых глав книги читателю предложено придумать самим и разместить варианты в Интернете (ссылки приводятся).
В этой книге "небожитель" Павич, кажется, впервые ввел в свою прозу актуальные политические приметы. Герои "Звездной мантии" живут в Белграде 1999-го, где американские бомбы падают "прямо в кровать" и "книги, как птицы, вылетают из окон". Последняя глава, "Бык и Весы", - самая красивая в этой книге, сконструированной в целом довольно рассудочно. В этой главе - уже не стилизация, но подлинная проза, и здесь Павич впрямую, без игры в астрологию, пытается высказать что-то личное о нашем мире. Уходящая любовь под усиливающимися бомбардировками в конце ХХ века, в центре Европы, не так далеко от Рима, Афин, Вены… Почти кинематографическая проза в ритме нервного, пульсирующего, предсмертного танго. Готовый сюжет для Кустурицы или Бертолуччи. Или - для Гринуэя, если учитывать неисправимую книгоцентричность Павича. Недаром один из героев "Звездной мантии" во время авианалета, рискуя жизнью, покупает на белградской улице книгу о древнем сербском монастыре. Да и, собственно, ключ к названию книги Павича - это фраза из первой главы о том, что названия звезд можно воспринимать как слова, а небо - как букварь, в котором написаны разные послания. Надо лишь суметь их прочитать.

Андрей Мирошкин

Мартин А.Хансен. Лжец: Роман / Пер. с дат. - М.: Текст, 2001. - 251 с. 3000 экз. (п) ISBN 5-7516-0257-9

Роман Мартина Хансена "Лжец" (1950) поныне считается культовым на родине писателя, в Дании. Книга переведена на 9 языков, экранизирована… Теперь этот знаменитый в Европе роман вышел и на русском. Книга, при всей ее внешней прозрачности и безыскусности, в действительности насквозь литературоцентрична. "Лжец" буквально "пропитан" Киркегором, Андерсеном, исландскими сагами… Одинокий герой книги, Йоханнес Виг, напоминает гамсуновского лейтенанта Глана ("Пан"). Неторопливое действие разворачивается на маленьком заледенелом острове у побережья Дании. Сюда редко ходит паром, и в море все еще полно немецких мин. Виг - школьный учитель, в случае необходимости отправляющий и церковные службы. Он ведет дневник и мечтает когда-нибудь написать повесть или хотя бы историю острова. Известно, какая жизнь у островитянина: охота на вальдшнепов, кружечка пива в местном трактире, обмен нехитрыми новостями с соседями. Но у Вига есть заботы и поромантичнее: он обустраивает личную жизнь своих прежних учеников и крутит роман с женой местного коммерсанта. И все как второго пришествия ждут парома с материка…

Андрей Мирошкин

Роберт Харрис. Enigma / Пер. с англ. - М.: Торнтон и Сагден, 2001. - 360 с. 5500 экз. (п) ISBN 5-93923-010-5

У каждой страны, победившей фашистов, есть свое фирменное "оружие победы". У нас - миномет "катюша". У американцев - истребитель "аэрокобра". У англичан - шифровальная система "Энигма", точнее, копия этой немецкой сверхсекретной машины, созданная британскими контрразведчиками. Военные сообщения нацистов, расшифрованные англичанами, переломили ход морской битвы за Атлантику в пользу союзников. Некоторые на Западе и поныне убеждены, будто бы взлом секретных кодов этой машинки стал важнейшей операцией Второй мировой войны. Но мы-то знаем, что исход войны решили Сталинград, Штирлиц и Малая земля.
"Энигма" напоминает обычную печатную машинку, только при нажатии клавиш из нее ползет уже зашифрованный текст. Машинки бывают трехроторные, средней секретности (в сухопутных войсках и в надводном флоте) и четырехроторные, сверхсекретные (у подводников). Нечто подобное, кстати, стоит на вооружении и у современной российской армии. Но современные кодовые аппараты мало кому интересны, в отличие от фашистской "Энигмы", за которую дрались несколько разведок и контрразведок мира. Недавно про легендарную машинку американцы сняли кино - "U-571", с рок-звездой Джоном Бон Джови в одной из главных ролей. Там "Энигму" эффектно похищают с поврежденной германской субмарины (на российских экранах фильм появился, по роковому совпадению, в дни катастрофы "Курска"). А в середине 90-х в Англии вышел роман "Энигма", частично построенный на документальном материале. Автор книги, писатель и журналист Роберт Харрис не новичок в "нацистской" теме: до этого он опубликовал книгу "Проданный Гитлер: История дневников фюрера", а также весьма нашумевший "альтернативно-исторический" триллер "Фатерланд" - о "великом германском рейхе" 1960-х годов (эту книгу издательство "Торнтон и Сагден" выпустило в прошлом году).
Начинается "Энигма" как старый добрый викторианский детектив: в старом сумрачном английском доме поселяется одинокий и чрезвычайно таинственный молодой человек… Герой книги Том Джерихо, однако, не частный сыщик и не преступник - он одаренный математик, специалист по теории простых чисел. На засекреченной шифровальной базе в Букингемшире, в 100 милях от Лондона, он с группой, так сказать, хакеров взламывает шифры четырехроторной "Энигмы". Сюжет сколочен крепко, стиль добротен, математические формулы и прочие "производственные" экскурсы не слишком длинны. В общем, шпионский детектив крепкой английской выделки, без особых претензий на литературный шедевр.
Старой доброй Англией, впрочем, в романе почти не пахнет. Здесь - "тайная Англия" антенн, пеленгаторов и дешифраторов, продовольственных карточек и воздушных тревог. Война сдвинула с привычных мест консервативных британцев. Маститые филологи-германисты работают рядовыми криптоаналитиками. Конверты с любовными письмами вскрываются при помощи логарифмической линейки. Главы книги названы лирично - "Шорохи", "Поцелуй", "Раздеть"; но в действительности это такие шифровальные термины. Налицо и традиционный "треугольник" шпионского романа: сексапильная агентша, рассеянный гений-технократ и корректно-жесткий контрразведчик. Кроме того, в дело замешана очень большая политика: главный шпион, как выясняется, - польский эмигрант, жаждет отомстить Советам за расстрел в Катыни своего отца, и потому работает на немцев. Британские же власти пытаются скрыть катынское дело от общественности, дабы не раздражать русских союзников. Тем временем в Северной Атлантике идет ко дну очередной конвой, своей гибелью позволяющий подобрать ключ к шифрам "Энигмы"…
Текст книги, что любопытно, набран гарнитурой "Плесецк". Это город, где находится российский космодром. Тоже ведь, наверное, сверхсекретный объект.

БОНУС: Алексей Шведов

Сэмюэл Беккет "Больше лает, чем кусает" (Ника-центр, серия "700", 2000)

Знаменитого ирландского авангардиста С. Беккета (1906-1989) в нашей стране все же чаще ассоциируют с драматургией, нежели с прозой, не взирая на то, что на русский язык переведено уже пять его романов (хотя назвать их полноценными романами у некоторых критиков не поворачивается язык). Так, одна из ранних книг автора, роман "Больше лает, чем кусает" ("More pricks than kicks", 1934) по сути представляет сборник из десяти рассказов, объединенных одним главным героем - Белаквой Шуа, растерянно бредущим от жизни к смерти в надежде найти хоть какую-то капельку смысла в своём существовании, хоть какую-то цель, но вместо этого находящего один лишь абсурд (или очередную жену).
Именно абсурдность и тщетность человеческого существования и есть тот стержень, на который нанизаны все тексты автора. Французский писатель и эссеист Эмиль Мишель Чоран в своем эссе о творчестве Беккета назвал его персонажей "существами, не знающими, живы они или нет, раздавленными бесконечной усталостью". Но благодаря иронии, свойственной авторскому стилю письма, все злоключения и рефлексии Белаквы воспринимаются не столь трагично, как могли бы восприниматься, будь они описаны в другой манере. Отдельной темой является, собственно, язык Беккета, очень плотный и насыщенный до такой степени, что иногда кажется, что если из предложения выкинуть хоть одно слово - развалится вся композиция книги. Однако, этот красивый насыщенный язык многим кажется излишне сложным. Так, например, литературный обозреватель Александр Носков в своей рецензии на эту книгу пишет: "Язык, которым написаны новеллы, нарочито тяжеловесен, труднопостижим, и суть повествования чрезвычайно загромождена всеми возможными загромождениями. Мне не раз приходила в голову мысль, что переводчик работал над книгой во многом из спортивного интереса, продираясь через джунгли английского языка, и добросовестно старается задать столько же работы читателю". Что ж, восприятие у всех разное. Но лично я давно уже не получал такого удовольствия от чтения.

БОНУС: Алексей Шведов

Хулио Кортасар "Прощай, Робинзон" (Амфора, серия "Millennium", 2001)

Очередной том собрания сочинений аргентинского писателя составили тексты, в большинстве своем ранее неизвестные российскому читателю. Из трёх пьес, открывающих сборник, две были впервые опубликованы уже после смерти автора, но, собственно, все три пьесы одинаково хороши, хотя и сильно различаются по стилю. Пьеса "Цари" представляет новую, "интеллектуальную" версию мифа о Тесее, Ариадне и Минотавре; в "Прощай, Робинзон" мы встречаемся с Робинзоном и Пятницей, прилетевшими на "их" остров спустя много лет, когда там вовсю уже бушует цивилизация; третья же пьеса "До Пеуахо - ничего" - отличный пример так называемого "театра абсурда". Так же в книгу включены рассказы из сборников "Другой берег" и "Конец игры", ранее публиковавшихся на русском в "урезанном" варианте. Все они по-своему необычны - как идеей, так и финалами. Так, например, в рассказе "Сын вампира" вампир влюбляется в живую женщину и оплодотворяет её, а доктора (и читатели), затаив дыхание, ожидают момента родов; в рассказе "Растущие руки" у человека внезапно удлиняются и сильно увеличиваются руки, что создаёт ему огромные проблемы в общении с другими людьми; в "Самой глубинной ласке" главный герой внезапно начинает погружаться в землю, причём с каждым днём всё глубже, что, однако, не мешает ему передвигаться, находясь частично под землёй... Как и большинство других текстов Кортасара, рассказы из этой книги очень часто основаны на авторских сновидениях или снимках, вырванных из жизни. Помимо короткой прозы, в сборник вошла подборка стихотворений и несколько эссе.

БОНУС: Кальян Каломенский

Алессандро Барикко "Шёлк" Роман / Пер. исп. Г. Киселева М.: Иностранка; БСГПРЕСС, 2001. - 143 с. 5000 экз.

"Шёлк" - роман итальянца о приключениях француза в Японии. Написан, как можно было уже догадаться легким, как шелк, языком.
Роман исключительно невелик. Эрве Жонкур, только так, двойное имя, не Эрве, и не Жонкур - торговец. В Японии секреты шелка. Во Франции их нет. Все просто. Путешествие в страну восходящего солнца. Там экзотика, а для нас и Франция, родина главного героя, экзотична, да и родина писателя - Италия - тоже экзотична. Получается экзотичность в кубе. Сложно сказать, кто в чьей культуре лучше разбирается. Но здесь вроде бы нет смешных казусов - все романтично и красиво. С легким налетом мистики.
Также стоит отметить высшее качество перевода. Именно благодаря Геннадию Киселеву мы читали "Супервубинду" Альдо Нове…

Возвращение к Рецензиям
Возвращение к Канону

Hosted by uCoz